Неотвратимость возмездия. Пожалуй, это главное в блоковском восприятии революции. Слишком долго в стране царили унижение, и "грязь, и мрак, и нищета". Слишком долго правили "сытые".Капитализм воспринимался Блоком как нечто чуждое, дьявольское, демоническое. Бесправные, замученные непосильным трудом работяги, согнутые спины — это жизнь. Но желтые, как глаза ночного зверя, окна, этот "недвижный кто-то, черный кто-то", который то считает народ, то нехорошо смеется — кто он? Это описание фабрики в одноименном стихотворении....Недвижный кто-то, черный кто-то Людей считает в тишине.Я слышу все с моей вершины: Он медным голосом зовет Согнуть измученные спины Внизу собравшийся народ.Они войдут и разбредутся, Навалят на спины кули, И в жолтых окнах засмеются, Что этих нищих провели. И на фоне нищеты крестьян и рабочих — убогость существования тех, кому по воле судьбы досталась более благополучная жизнь. И что же — "они скучали, и не жили", эта благополучная жизнь была абсолютно пуста и никчемна, чинные обеды, какие-то старухи,.. И — возмущение оттого, что "встревожен их прогнивший хлев". "Шипят пергаментные речи, с трудом шевелятся мозги"... На пороге революция 1905 года. И жгут им слух мольбы о хлебе И красный смех чужих знамен! Старый мир доживает последние дни. Бог с ним, пусть доживает, но "чистым детям неприлично их старой скуке подражать".Революция — первая, провальная — оказывается трагической и кровавой. Гибнут невинные люди.Шли на приступ. Прямо в грудь Штык наточенный направлен. Кто-то крикнул: "Будь прославлен!" Кто-то шепчет: "Не забудь!"Рядом пал, всплеснув руками, И над ним сомкнулась рать. Кто-то бьется под ногами, Кто — не время вспоминать.Только в памяти веселойГде-то вспыхнула свеча.И прошли, толпой тяжелойТело теплое топча... Но тогда все заслоняет романтика:Что же! Громче будет скрежет,Слаще боль и ярче смерть! Не жаль такой жизни — полной бессмысленной, отупляющей работы. Не жаль и такого прошлого с его мертвящей скукой и пошлостью, с его удушающей несправедливостью. Хочется перемен, о революции грезится, как о грозе — что грянет, очистит, освежит. Да и сколько народу терпеть?В голодной и больной неволе И день не в день, и год не в год. Когда же всколоситпся поле, Вздохнет обиженный народ?Неотвратимость революции понимали практически все. Но вот — грянула. И что же? Террор, разруха, первобытная дикость.Блок так объяснял происходящее в стране: "Почему дырявят древний собор? — Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа".Он писал о том, что к революции примазались "сотни жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки". Он еще не знал, как много будет этих примазавшихся, и сколько власти они приберут к рукам...Пока интеллигенция оплакивает утерянную Россию, Блок пишет "Двенадцать". И старый мир в поэме, "поджавший хвост", — это глупая старушка-курица, буржуй, "как пес голодный", писатель, витийствующий о гибели, брюхастый поп, барынька в каракуле... И — все. Нет, он не идеализирует пришедших на смену. Все эти петьки и анд-рюхи с их "грустной злобой", кипящей в груди, с бессмысленным убийством, в поисках "незримого врага", "ко всему готовы, ничего не жаль" — все это далеко от совершенства. Но с ними — Иисус Христос. Ибо с кем и быть Ему, если не с униженными, лишенными любви, тепла, — не с сильными же мира сего!Когда-то Блок потерял горячо любимую жену — потому что не видел, не замечал живого человека за придуманным образом. Теперь он так же идеализирует революцию, не в силах поверить в неправильность выбранного Россией пути.Он умер очень рано, в 1921 году. Это, возможно, спасло его от более горькой судьбы — погибнуть от рук тех, кого славил, во имя идеи пренебрегая такими "мелкими" трагедиями, как искалеченные судьбы, казни...